В диспансер он не приходил, а звонил по телефону и сообщал, что работает на прежнем месте ведущим конструктором. Медсестра регулярно, после каждого очередного визита делала в амбулаторной карте почти одинакового содержания записи следующего содержания: «При посещении дома никого нет. Со слов соседей, больной на работе. Видят часто, одет опрятно. Взаимоотношения с соседями хорошие. Конфликтов нет. Оставлено приглашение в диспансер».
Через четыре с половиной года после выписки из больницы он уволился с работы в связи с уходом на пенсию, так как достиг пенсионного возраста шестидесяти лет. Он уволился с работы для того, чтобы у него было достаточно свободного времени для привлечения к судебной ответственности психиатров. Через две недели он подал первое заявление в прокуратуру столицы о возбуждении уголовного дела против психиатров и начальника первого отдела столичного совета, полковника комитета государственной безопасности столицы и столичной области. В этом заявлении он коротко изложил произошедшие события, написал, что считает виновными семь человек, и просил возбудить уголовное дело против них. Через месяц после этого он пришёл на приём к психиатру, и его сняли с учёта в городском психоневрологическом диспансере. Все записи в его амбулаторной карте были написаны безобразным, трудночитаемым почерком главного врача. Для прочтения записей он затратил несколько часов напряжённой работы. Записи в стационарной карте областной психиатрической больницы, написанные заведующим отделением, были так написаны, что прочитать их было вообще невозможно. Выписка из истории его болезни была напечатана на пишущей машинке на одном листе с двух сторон на прозрачной карандашной кальке для выполнения чертежей. «Так оформлять медицинскую документацию могут только психиатры, у которых почти полностью отсутствует логическое мышление», – подумал он.
В прокуратуре столицы решили не возбуждать уголовное дело против психиатров и направили его заявление в главное управление здравоохранения исполнительного комитета. Оттуда письмо отправили главному психиатру столицы, а он – в областную психиатрическую больницу, против врачей которой он хотел возбудить уголовное дело. В ответе было написано, что ему целесообразно пройти освидетельствование в комиссии при главном психиатре. Он подал ещё одно заявление, в прокуратуру района столицы. Ответила та же больница и пригласила на освидетельствование. Он задумался: нужно ли ему проходить у психиатров медицинские экспертные комиссии? – ведь он психически здоров и был помещён в психбольницы необоснованно. Он прошёл медицинскую экспертную комиссию в независимой психиатрической ассоциации. Комиссия пришла к заключению, что он признаков психического заболевания не обнаруживает. После этого он написал заявление в прокуратуру пригородного города и отправился на приём к прокурору. Прокурор пригородного города сказал, что возбуждать уголовное дело нет оснований и что комиссия независимой психиатрической ассоциации не имеет юридической силы.
Однажды он прочитал статью в газете, из которой узнал, что в доме литераторов создан клуб «Судьба человека» для оказания помощи тем, кто борется за правду и справедливость, чтобы поддержать их веру в торжество добра и разума. Он стал посещать заседания и вечера на разные темы в этом клубе. Вход в дом литераторов был по пригласительным билетам. Там он познакомился с одним психиатром и пригласил его быть экспертом на медицинской комиссии в областной психиатрической больнице. Один психиатр согласился, дал ему номер рабочего телефона и номер домашнего телефона. На следующий день он позвонил ему на работу, и один психиатр сообщил ему свой домашний адрес. Для того, чтобы убедить одного психиатра в том, что он действительно психически здоров и был здоров в прошлом, он захватил с собой целый портфель разных документов: военный билет, подлинник о прохождении экспертной комиссии в независимой психиатрической ассоциации, авторские свидетельства на изобретения робота и циркуля, удостоверение о награждении медалью международной дружбы, удостоверение о награждении серебряной медалью всесоюзной выставки, фотографии и другие разные документы. Ровно в девятнадцать часов он подошёл к двери одного психиатра и нажал кнопку звонка. Дверь открыла жена одного психиатра. Примерно минут через восемь пришёл он сам, ознакомился со всеми документами и одобрительно сказал: «Вам даже не нужно проходить комиссию у психиатров».
Однажды произошёл довольно неприятный случай. Ему нужно было решить некоторые вопросы, связанные с прохождением медицинской экспертной комиссии. После работы он зашёл в пельменную, взял двойные пельмени, кофе с молоком и булочку, поужинал, потом позвонил одному психиатру. Он ответил согласием на его визит, и в девятнадцать часов он пришёл к нему. Они поговорили, и он собрался уходить, а его жена, очень добрая и гостеприимная женщина, несмотря на то, что он сказал, что уже поужинал в пельменной, уговорила выпить чашку кофе с вареньем. Потом угостила его ещё и холодцом, который она сама приготовила. И когда он закончил чаепитие, один психиатр как рявкнет на жену: «Мы пойдём в кино? Или не пойдём?» Это было сказано с дикой злостью. Она тихо ответила: «Пойдём». По-видимому, она к таким диким выходкам своего мужа уже привыкла. Он поблагодарил жену одного психиатра за угощение и ушёл. Больше он к ним не приходил. Когда он шёл домой, то думал только о случившемся. У него сложилось впечатление об одном психиатре как о дурно воспитанном и неумном человеке. «Отрастил на своём невзрачном лице усы и бороду и стал похож на дикаря из каменного века, – думал он об одном психиатре. – Причём неухоженные борода и усы, из грубого волоса, как щетина, обезображивают его грубое, непривлекательное лицо. Ведь борода и усы не каждому подходят. Борода и усы, если они ухожены и из волнистого, густого, тонкого, красивого волоса иногда придают красивому, с правильными чертами лицу дополнительное мужское украшение».
На заседании центральной врачебно-психиатрической комиссии при главном психиатре присутствовали девять врачей и он. Во время заседания состоялась беседа его и врачей. Заведующий отделением спросил: «Какое значение имели для вас брачные объявления?» Он ответил: «Они существуют для того, чтобы желающие создать семью при помощи публикации брачных объявлений очень быстро смогли бы осуществить эту мечту. Если бы в нашем государстве публиковали бы брачные объявления, то я был бы давно уже женат, и у меня была бы жена и дети». «Так вы сейчас не женаты?» – спросили его. «Да, я не женат», – ответил он. «Почему же вы не создали семью?» – спросили его. «На этот вопрос я вам уже ответил», – ответил он. «Люди женятся даже тогда, когда в коллективах мало женщин. Почему же у вас не получалось?» – спросили его. «Не задавайте, пожалуйста, глупых вопросов», – ответил он. «Действительно ли было такое, что назначали одни таблетки, а давали другие?» – спросил председатель. «Моё здоровье травмировали в принудительном порядке, и название таблеток мне не сообщали», – ответил он. «У вас были сложности в личной жизни. Вы это связываете со своим характером?» – спросил заведующий диспансером для взрослых. «Характер у меня нормальный. Никаких конфликтов на работе и дома с соседями у меня не было», – ответил он. «Вы не доверяете нашей комиссии?» – спросили его. «Да, у меня доверия к этой комиссии нет», – ответил он.
Во время обсуждения один психиатр сказал: «Мы видим своеобразную личность с выраженным инфантилизмом мышления. Он трудно переключаем, склонен к образованию сверхценных идей. Эта личность психопатическая, с паранойяльными чертами. Опасности он не представлял. Нельзя сказать, что у больного бред персекуторный (связи с комитетом государственной безопасности, врачами). Это рассуждение инфантильное. Я считаю, что это психопатия». Заведующий отделением сказал: «Эмоционально монотонен. Кроме обстоятельности есть и соскальзывание. Парадоксальность в психике и в манере разговаривать, тотальная подозрительность, инфантильность психики. На протяжении тридцати-сорока лет он занят созданием семьи, но безрезультатно. Его обращения в инстанции связаны с аффективными нарушениями. На учёт он был поставлен обосновано». Заместитель главного врача сказал: «Расстройство его психики богаче. Мышление не гибкое, не целенаправленное. Действия носят нелепый характер. Это расщепление психики. Госпитализирован он был в соответствии с действующей тогда инструкцией, и мы её не нарушали». Заведующий диспансером для взрослых сказал: «С одной стороны, он инфантилен, с другой – профессионально высок. Это паранойяльный вариант шизофрении. Но в больнице его держали необоснованно долго и не смотрели комиссионно через месяц, что является нарушением». Другой заместитель главного врача сказал: «Потеряла актуальность его работа. Болезнь течёт мягко». Председатель сказал: «В детстве, в юности личность была другой». «Я согласен с вами. Вы меня переубедили. Я хотел смягчить ситуацию. Но госпитализировать его не надо было. Диагноз – вялотекущая шизофрения паранойяльная», – закончил один психиатр.
